Когда нам было четыре года, Тому подарили бежевого плюшевого зайца. Я помню, от него еще пахло краской и магазином. Такой до ужаса приятный запах новой вещи, который скоро выветрится, но пока можно было уткнуться носом ему в животик и глубоко вздохнуть, наслаждаясь. У него были очень длинные уши. Они свисали практически до нижних лапок и предавали его мордочке немного грусти. Глазки - две голубые бездонные пуговицы, нос - перевернутое синее сердечко, ротик - черные ниточки, которые не могут имитировать улыбку. На груди у него было алое сердце с черным крестом. Никогда не понимал, что бы это могло означать, но смотрелось это очень мило. Я бы даже сказал загадочно. Шерстка у зайца была очень мягкой и ворсистой и такой длинной, что постоянно щекотала мне нос, от чего хотелось чихнуть. Очарование этого зайчика хранилось в его грусти. Даже человек, обладающий огромным воображением ни за что не смог бы назвать его счастливым, как и положено плюшевому зверю. Легкий, невесомый, но как раз такой, которого удобно будет держать в руках. А еще в хвостике у него были какие-то то ли камешки, то ли бусинки, для того, чтобы зайчик мог ровно сидеть и не падать. Хотя, возможно, это было для того, чтобы дети могли разминать свои ручки, я не знаю…
Я не знаю, подарили ли в тот день что-то мне. Не знаю, как сумел четырехлетний ребенок запомнить каждую мелочь. Я помню лишь то, что безумно полюбил его. И не я один. Том не расставался с игрушкой ни на секунду. Спал с ней в обнимку, всюду таскал за собой. Наверно, это была единственная вещь, которую он не готов был разделить со мной. Единственная вещь, которая действительно принадлежала только ему и больше никому другому.
Правда, когда мы переехали, Том совершенно забыл о нем. Не сподручно было такому крутому городскому мальчишке, как он, иметь у себя дома плюшевую игрушку.
Я не просто так вспомнил о нем. Недавно, в одном из дальних шкафов я нашел этого самого грустного зайца. Покрытого толстым слоем пыли и так грустно смотрящего на меня, что невольно становилось не по себе. То, чего я так долго хотел, наконец было со мной. Только я вырос, и желания уже другие.
............................................................................................
К моему горлу было приставлено холодное лезвие ножа, и кто-то крепко сжимал мои хрупкие запястья за спиной. Наверняка останутся синяки, но меня это почему-то мало волновало. Главное сейчас было выбраться отсюда, желательно даже с наименьшим ущербом для себя и для брата.
Том стоял напротив меня, сдерживаемый двумя парнишками из старших классов. Он уже не вырывался, но в его карих глазах все больше и больше разгоралась неконтролируемая ярость. Мой брат ненавидел чувствовать себя беспомощным, особенно если учесть, как часто это в последнее время происходило.
Нас не понимали и поэтому стремились постоянно унизить. Даже больше, они нас боялись. Страх - хороший стимул, особенно для того, чтобы придумать все более и более изощренные издевательства. Завистливые, наглые дети. Они мешали нам жить даже больше, чем мы им. Невозможное возможно, черт бы вас побрал.
Самый высокий из парней подошел ко мне и брезгливо приподнял мое лицо двумя пальцами. Я же упорно отводил взгляд, не желая смотреть ему в глаза. Возможно, даже боясь этого. А кто бы на моем месте не испугался своих мучителей? Особенно когда знаешь, что они действительно способны на все. Что их ничего не остановит, и тебе снова будет больно, очень больно… а ты даже заплакать не смеешь. Только и остается, что ощущать себя беспомощной малолеткой.
…беспомощной малолеткой, которая может вывести из себя этих самодовольных ублюдков, способнoй доставить им неприятности…
- И что же нам с тобой сделать, детка? - голос у него высокий, почти девчачий, и видно, что не ломался. А ведь ему уже пятнадцать, пора бы. - Может снова нагнуть над этим грязным столом, и хорошенько оттрахать, как в прошлый раз?
Я резко вскинул голову вверх и с яростью посмотрел на мальчишку. Его звали Энтони, и я возненавидел его еще больше. Ведь Том ничего не знал. И я надеялся, что не узнает.
Брат перестал вырываться, и ярость так же исчезла из его глаз. Осталась лишь пустота и непонимание.
Томми… он защищал меня. Носился со мной, как курица со своими цыплятами и наивно полагал, что спасает от всего. Неисчислимое количество раз его избивали из-за моих проделок. А его ведь все устраивало… двенадцатилетнему мальчику нравилось чувствовать себя защитником. Иногда мне действительно хотелось назвать его не братиком, а папой. Или лучше мамой, хотя ему бы это совсем не понравилось.
Том громко сопел от злости, что отчетливо слышалось в маленькой комнате. Остальных это только забавляло, а мне хотелось заплакать. Только я себе снова не позволил. Как бы тебя не унижали - никогда не проявляй чувств, потому что это личное, потому что это должно принадлежать одному тебе и никому больше.
- Энтони, это приелось. У него, конечно, очень аппетитная попка и хороший ротик, но девочки куда лучше. А этот подонок даже никогда не плачет, - подал голос тот парень, который держал меня. Том зарычал от злости.
Самое смешное было в том, что я понимал, что Том не сможет меня ненавидеть после этого. Он просто не умеет этого. Ведь я его "младший братик".
Пусть бы лучше ненавидел. По крайней мере, мне было бы куда легче без его вечной братской опеки. Ведь не перед кем тогда было стыдиться, не за кого бояться. Я был бы наедине со своими проблемами, и ничто не помешало бы мне упиваться собственной слабостью.
Эти ублюдки действительно не раз меня насиловали. В первый раз я вырывался, потом даже не стал пытаться. Понял, что это бесполезно. Ведь они только получают удовольствие от моего страха.
Упиваются им и, не зная меры, требуют все больше и больше.
- Мой глупый друг… у нас теперь две милые куклы, а не одна. Я уверен, что они устроят для нас прекрасное шоу, - растягивая слова, сказал Энтони. А я как загипнотизированный смотрел в его уродливые злые глаза, пытаясь отыскать причину. Но видимо им просто нравилось. Нравилось… как и мне чувствовать себя лучше их. Собирать завистливые взгляды. Быть лучшим. - Один брат трахает другого, Господи, да я даже не могу придумать, что может быть хуже этого.
- Да пошел ты, - огрызнулся Том. Мой "старший" братец так и не понял, что они не шутили. И что ему действительно придется меня… трахнуть. Действительно, это очень забавно.
А я так не смел вымолвить ни слова. Да я, наверно, даже дышать не смел, так мне было страшно. Страшно и одновременно смешно. Слишком ирреальная картина, чтобы быть настоящей. Это наверняка всего лишь мой сон, не более. Он не смеет быть настоящим, не смеет!
Хотя, нам еще могло повезти. Кто-то мог войти в эту темную, давно никем не используемую комнатку в самом дальнем уголке нашей школы. Может быть, вероятность слишком мала, но… но. Я человек мечты, человек надежды. Человек, который действительно любит своего брата и понимает, как ему будет неприятно. Он же не такой, как я, он не привык. Значит, я буду надеяться за двоих. Энтони оторвал от меня свой насмешливый взгляд, и, развернувшись, со всей силы врезал Тому в живот. Тот обмяк, но не закричал. Лишь хриплый стон вырвался из его горла да тут же затерялся где-то в прозрачной паутине воздуха.
А следом произошло то, чего я никак не ожидал. После этого надеяться сразу показалось как-то глупо, и я решил не тратить больше попусту силы.
Энтони достал из кармана широкой куртки пистолет. Настоящий, я в этом разбираюсь, отчим любил оружие и учил нас многим странным вещам. Щелчок - снял с предохранителя. Легкое движение воздуха - и дуло направлено Тому в лицо.
Брат, наконец, нашел в себе силы и поднял голову. Его милое лицо исказила маска страха. Видимо, за свою жизнь он боялся больше, чем за мою. Я не виню его за это. Только не за это. Потому что для меня было так же. Люблю брата больше, чем что бы ты ни было в этом мире.
- Убери… - от уверенности в его голосе совсем ничего не осталось. Униженный маленький мальчик, который боится и который готов на все.
Забавно. Я тоже готов.
Энтони отступил на шаг назад, не отводя дула от головы Тома, и улыбнулся. Еще ни у одного человека не видел такой злой улыбки, как у него. Хотя, что я вообще видел в своей жизни?..
- Отпустите его, - сказал он, и "слуги" послушно выпустили руки Тома, не забыв при этом его подтолкнуть. Он упал, выставив руки вперед, и каким-то чудом не разбил себе нос. С трудом, но Том поднялся. И даже сумел гордо выпрямиться, хотя в его взгляде не было ничего, кроме безудержного страха. - И его тоже, - сказал Энтони, кивнув на меня.
Пришла моя очередь лететь на пол. Мне повезло меньше, чем Тому, и я распластался на холодном бетоне, отбив при этом левый бок. В комнате воцарилось тяжелое молчание, лишь мое хриплое дыхание словно разбивалось о стены. Том медлил, надеясь, что все-таки происходящее окажется злой шуткой. Но, видимо, нашим мальчикам это не понравилось. Удар тяжелого ботинка в спину - и брат лежит рядом со мной. Прямо-таки идиллическая картина.
- Тебе подсказать, что нужно делать? - ехидно поинтересовался Энтони. Остальные и голос подать не смели, пока командир не разрешит. И слава Богу - один говорящий ублюдок лучше, чем четыре.
Том тяжело засопел и поднялся с пола. Он обвел меня таким взглядом, что по спине невольно побежали мурашки. Во взгляде был пустой интерес, желание побыстрее покончить с этим, но никакого страха и отвращения. Он смирился.
Я так и лежал в той же позе на полу, раскинувшись, как беспомощная кукла. Я, в отличие от Тома, еще надеялся. Сам не зная на что, но надеялся.
Бездействие Тома закончилось так же быстро, как и витиеватое ругательство Энтони. Он рывком поднял меня с пола за пояс штанов и довольно ощутимо встряхнул.
Наверное, только тут я понял, что сейчас произойдет. До этого как будто бы стена стояла между мной и реальностью. Стена из той самой надежды, что раньше я так любил.
- Том… Томми, не надо… - беспомощно протянул я и попытался обнять его. Тот скинул руки с моей шеи и неторопливо начал расстегивать пряжку моего тяжелого ремня.
Тут я заплакал. Не мог не заплакать, потому что мой брат, мой родной брат стал точно таким же, как эти ублюдки. Он готов плясать под их дудочку. И совсем не важно, что я на его месте поступил бы так же! Ведь не Тома сейчас будут трахать. Это очень больно, и не только в первый раз. И еще это очень унизительно. Ведь я не девочка, чтобы меня так… иметь. Я мальчик, а значит, не для этого создан. Не понимаю, какое удовольствие могут получать от этого чертовы педики. Хотя их и не насилуют, в отличие от меня.
Том решительно стянул с меня штаны, и, развернув к себе спиной, нагнул. Я упирался локтями в пол, растирая при этом по лицу слезы вперемешку с косметикой. Было жестко, но я думаю, что это последняя вещь, на которую нужно было жаловаться. Он слегка помедлил, а потом резко стянул с меня и трусы тоже. Следом так же неторопливо расшнуровал кроссовки, отбросил их куда-то в угол, чтобы стянуть штаны с бельем уже полностью. Видимо, ему так было удобнее. А вот Энтони с друзьями всегда просто приспускали мои штаны до колен, им хватало и этого. Но мне действительно без разницы, как меня будут трахать - со штанами или без них.
- Растяни его, - послышался «дружеский» совет со стороны. По голосу было совсем не понятно кто это, ну и ладно. Все равно ведь консультация была довольно полезной, надеюсь, деньги за прием он не возьмет.
Наверно, страх уже прошел. Я просто смирился, понимая, что никуда от этого не деться. А раз так, то придется терпеть. Все равно вряд ли это продлится так уж долго, а людская память не вечна. Буду хранить хорошие воспоминания, а плохим места нет. Том нерешительно раздвинул руками мои ягодицы, и замер, видимо, «наслаждаясь» представившимся зрелищем. Дальше последовал тяжелый вздох и тонкий пальчик, пробирающийся в узкую дырочку внутри меня. Он надавил сильнее, и я весь сжался изнутри от противных ощущений. Я сказал «противных»? Какой я скромный.
Том задержал дыхание и продолжил растягивать меня. Скоро я уже и зажиматься перестал, все по тому же принципу «чем раньше начнешь, тем быстрее закончишь».
Наверно, это бы еще долго могло продлиться, если бы не раззадоривающее улюлюканье мальчишек. Пальцы брата исчезли из меня, и я невольно снова сжался, ожидая чего-то куда большего.
Прошло около минуты, но ничего не происходило. Я даже повернул голову, чтобы узнать, в чем дело, и увидел Тома, который с крайне сосредоточенным видом растирал свой член. Надо же, у моего брата на меня не стоит. Эта ситуация точно забавляет меня все больше и больше.
- Смотри, нашей детке не терпится узнать, когда же ее начнут трахать, - со смехом сказал Энтони. Точно он, больше ни у кого нет таких гадких интонаций, которые забираются тебе прямо в мозг. Еще одна забавная вещь – Том будет трахать мою задницу, а Энтони мозг.
Я скривился от замечания и повернулся назад, снова утыкаясь взглядом в пол.
Наконец Том все-таки справился со своей эрекцией, и его член начал медленно входить в меня. Хотя мог бы и понежнее, брат все же.
Он принялся вдалбливать в меня свой член, довольно резко, для того, чтобы мне стало больно. Конечно, растяжка и его слюна помогали, но все равно было крайне «неприятно». Я закусил губу, чтобы не закричать, и мой рот медленно наполнялся соленой кровью. Невкусно.
- Фу, какой ты эгоист, Томми… доставь брату удовольствие, - сказал один голос, а остальные ему поддакнули. Вот уж эта идея мне точно не понравилась. Он не должен доставлять мне наслаждения. Я ему могу, а он мне нет. Потому что я… как же это? Я блядь, которая ложится под каждого. Кажется, так они сказали.
Том, до этого тихо пыхтевший над моим ухом, остановился и сжал своей рукой мой член. После нескольких его резких движений, он ожил и напрягся. Как противно.
Брат все никак не мог найти нужный ритм, его рука и член все время двигались по-разному, что было довольно неудобно. А мне казалось, что еще скоро, и я начну толкаться в его руку в поисках удовольствия. Наверно, только рамки приличий меня сдерживали. Нельзя получать удовольствие. Нельзя.
- Ну что же ты, детка? Давай, стони для нас, - сказал Энтони и грубо провел пальцем по моим губам, раздвигая их. Из меня невольно вырвалось тихое хныканье, а затем стон, тихий и едва заметный. Парень, видимо, полностью удовлетворенный результатом, довольно хмыкнул и за волосы дернул меня вниз. Слава Богу, что поза не позволяет уткнуться носом в пол - было бы вдвойне неприятно.
Том застонал – впервые за все это время – и внутрь меня выплеснулась холодная жидкость. Он вытащил из меня свой член и поднялся с пола, застегивая штаны.
Дальше я все помню довольно смутно. Кто-то за волосы поднял меня с пола и, пальцами приоткрыв рот, засунул мне туда член. Я послушно сосал, чувствуя, как по моей ноге медленно стекает сперма родного брата. Том сжался где-то в углу и не смотрел на нас. Боялся.
А мне было без разницы. Таким, как я позволено все.
............................................................................................
Зайчик был совсем не таким, каким я его запомнил. Ушки такие же длинные, но одно разорвано, а второе запачкано фиолетовой краской. Одной пуговицы-глаза не хватало, а вторая держалась неизвестно на чем. Шерстка была жирной и свалявшейся, к ней было неприятно прикасаться пальцами. От него не пахло новой вещью. От него пахло Томом.
Игрушка не была грустной, не была очаровательной. Она была моей памятью, а все остальное было не важно.
Именно поэтому я прижал ее к себе покрепче и, сладко улыбнувшись куда-то в пространство, закрыл глаза. Завтра наступит новый день, и сегодняшний станет лишь его жалким отражением.
Том снова заговорит со мной. Мы все забудем и никогда-никогда об этом не вспомним. Больше никогда не будем нарываться на тех мальчишек. Займемся чем-нибудь другим. Ведь мы можем быть не только сорванцами.
Зайчик был горячим, а его шерстка щекотала мне нос, от чего невыносимо хотелось чихнуть. Совсем скоро я погрузился в чудесный сон, который совсем скоро мог стать правдой. Просто нужно чуточку подождать.